На этой странице представлены мои стихи, анекдоты и прочее, чем может занять себя на досуге филолог.
***
Тишина. Снова утро настало,
И, считая пылинки в луче,
Я борюсь с полудрёмой устало
На твоём загорелом плече.
За окном одинокая верба,
Куст рябины и старый сарай…
Я усердной мольбою, наверно,
Получила себе этот рай.
Отмеряет и тихо уходит,
Оставляя на сердце лишь страх…
Мне никто не сказал, но выходит,
Что душа не в моих руках…
Полувыпито и полузабыто,
Как вода трое суток в цветах.
Но глаза твои полузакрыты.
И песком снова страх на губах.
Закрываю глаза и не стану
Я считать, сколько выпало мне.
Я сегодня попозже встану,
Но проснусь на твоём плече.
***
Сценарий тот же. Глупый. Инфантильный.
Ты заболел. А я ждала,
Как мой разряженный и замерший мобильный
Хотя бы запоздалого звонка.
Поверю, проглочу и постараюсь снова
Пройти по линии, не открывая глаз.
Хожденье по канату мне не ново:
Баланс на грани лжи, надежды, пошлых фраз.
Сорваться вниз – и, падая бессильно,
Цепляться за слова, которых мне никто не говорил…
Но кто-то там, спокойный и всесильный,
Молчанием надежде крылья опалил.
Моих обиды, мести и упрёков
Никто из зрителей в толпе не заслужил.
Им дела нет до срывов и полётов
Всех тех, кто на канате головы кружил.
Прощение просить – несложная задача
За то, что руки ты не протянул свои.
Но ты молчишь, и я смотрю уже иначе
На площадные игрища судьбы.
***
Я до тебя не ведала искусства:
Прощаться, обижаться и прощать.
И с злою лёгкостью я вычеркнула чувства,
Которых ты не дал мне дописать.
Но что-то неустанно в сердце будит
Надежду на ответ. И не могу принять
Что завтра каждый сам с собою будет
Работу над ошибками решать.
Наука тонкая – проститься и смириться.
И я старательно пишу её в дневник.
Но первый снег спасительно ложится
На мой осенний и короткий черновик.
***
Засыпаю примерно в три.
Выключаю свет. Снова жарко.
Вместо бликов ранней зари
На стене Триумфальная арка.
Растворяется тихо в ночи
Чей-то облик. И мечется жалко
Под грудиной комочек любви…
Засыхает на блюдце фиалка.
И уже слишком поздно бить
Мне посуду: разрушена арка.
Но скорей чтоб тебя позабыть,
Нужно выбросить к чёрту Ремарка.
***
Достаю любовь, мечты и краски.
Холст стоит и манит белизной.
Я не знаю, верить ли мне в сказку…
Что случится между мною и тобой?...
Смело и без страха вылью чувства.
Пусть зальют собою мир земной.
Мне не страшно от того, что ангел
Вскинул крылья за моей спиной!
Ода детству
Детство моё, через рифму стиха
Я взываю к тебе: «Прости меня!»
Детство моё, после этой весны
Я прошу тебя: «Не гони!
Память мою, школу мою сохрани!»
Детство, ты помнишь меня в первом классе?
С нарядным бантом и конфетой в запасе.
Ты помнишь, как галстук мне повязали,
А после его у меня отобрали…
Детство, а я ведь не так уж взросла:
Я солнце могу завернуть в облака!
Я листья гоняю, как ветер, на крыше,
Я на скакалке всех прыгаю выше!
От корки до корки я помню букварь…
Детство, не улетай!
Я мелом на старой доске написала:
«Детство, начнём всё сначала?..»
Последний звонок.
Он ещё так далёк.
Последний урок.
Мы не выучим в срок.
Из школы уходим, стоим на пути.
«Детство, благослови!»
***
Твоя любимая - простая смертная
И обязательно умрёт...
Ей не страшна работа вредная.
Её трамваем не собьёт.
Её не четвертуют - это точно.
Её фашисты не сожгут.
К ней не придут однажды ночью
И в Соловки не упекут.
Ей не грозят разряды молнии,
Серебряная пуля и ружьё.
И даже идиоты полные
Со скальпелем и топором - не для неё.
Её окоченевший трупик
Во льду геологам не раскопать.
Не будет она, словно спутник,
По эллипсу планету огибать.
Твоя любимая - простая смертная
И обязательно умрёт.
Всё потому что сам возлюбленный
Её когда-нибудь убьёт.
***
Чёй пиджачок сегодня ещё цел?
Кого ещё не зацепили стрелы?
И кот Эроту сбил прицел
За сто веков до нашей эры?
Поймать дрянного пацана
И научить его, как надо
Местить стрелу из колчана,
Чтоб метить в сердце, не по заду.
Хохочет баловень небес,
Его забавам боги рады.
А я всё жду хотя бы sms
От милого, которому меня не надо.
***
По ресторану разносились звуки,
Дым сигарет и запахи. Вина
Я заказала больше. Твои руки
Метнулись вверх. И не твоя вина,
Что не кальвадос подали, а виски
Ещё грамм сто, сто пятьдесят.
И льдинки бились в жидкости так близко,
А я всё мучила свой греческий салат.
Ты с лёгкостью заправского гурмана
Критиковал закуски и того,
Кто сочинял тома нелепого дурмана
После Декарта, Бекона, Руссо.
От пиджака, ума и вплоть до длинных пальцев –
Во всём сквозил невидимый талант.
Ты говорил о скандинавах, мексиканцах,
А мне всё думалось: какой я вариант?
Умелым и изысканным движеньем
Свинину подожгли нам, и она
Горела факелом… Поддавшись настроенью,
Была с тобою я в тот вечер холодна.
***
Пройдут года, забудутся обиды.
Придёт покоя, мудрости пора.
Мы будем ставить в фоторамки виды
И вслух читать Ремарка до утра.
Казаться будет прошлое легендой,
В которой мы влюбились за два дня.
И мы не вспомним, как могли расстаться…
Петлёй из гордости давили мы себя.
Во сне нелепые мы выскажем укоры,
А днём по-чеховски опять будем молчать.
Мы виноваты только в том, что наши взоры
Друг другу больше могут рассказать.
***
Гадать по глупым лепесткам ромашки,
Искать следы во сне и наяву.
Я в жерновах судьбы, подобная букашке,
Понять тебя, себя я не могу.
Невыносимость логики бездействий
Переместила сцену и партер.
Завистливый суфлёр мне шепчет расстановку действий,
А я всё верю, что ошибся билетёр.
Что будет не комедия, не драма,
И что сценарий не дописан до конца,
Что маски снимем раньше мы финала
И чайка всё-таки жива.
***
Сегодня боль запью водою,
Я молока сегодня не хочу.
Что есть межу мной и тобою?
Не скажешь, и я промолчу.
Позвал – побежала, прижалась.
Под зонтиком, рядом, теплей…
И сердце у горла стучалось:
Назвали любимой твоей.
В сенцах по стакану по целому
Хозяйка дала молока.
И к лбу твоему загорелому
Моя протянулась рука.
Затоплена печка, и стали
У кружек сухими края…
И тихо во тьме прозвучало:
«Красавица моя».
Неспешно брели мы обратно,
Болтали опять не о том.
И стало потом лишь понятно,
Что шли мы под женским зонтом.
***
Между влюблённостью и ревностью черта,
Заметная на дальнем расстоянии.
И что любила больше я тогда:
Свою любовь или свои терзанья?
Соперница и рядом с нею ты,
Меня же волчьи очи не коснутся.
И у меня, как лотовой жены,
Нет сил, чтобы не обернуться.
Ну, почему со мной наедине
Ты так приветлив, нежен, добродушен,
Смеются жёлтые глаза, а мне
Для счастья только взгляд и нужен.
Ветвится по дорожке разговор,
Но мы всё время движемся по кругу:
Улыбка, глупость, взгляд, забор –
И снова мы никто уже друг другу.
***
Проститься по-английски мы договорились.
Не потому что больно, потому что лень.
Чтобы чужая, нелюбимая не снилась,
Чтобы забылось имя через день.
Письмо, развёрнутое в самолёте,
Сомнёшь и выбросишь или прочтёшь друзьям.
Моё признание в бумажном переплёте
Молчанием повиснет где-то там.
Мне неизвестная калитка будет сниться,
Пергамент кожи, волчий глаз.
Ну, как смогла с тобою я проститься,
И не поцеловать хотя бы раз.
Перечитай нелепое посланье,
Подумай обо мне, лукавя взгляд.
И если мы во сне увидимся случайно,
То сделай вид, что рад.
***
Начинать вычёркивать по списку
Из жизни время и друзей.
Вести немую переписку,
Ждать заблудившихся гостей,
Гадать по тени,
Строить замки,
Стричь волосы,
Любить вино, во снах крутить цветную плёнку
Немого, как всегда, кино.
Считать недели и сезоны,
Менять одежду и цветы,
Исткать ключи, пути, перроны
И паковать свои мечты.
***
Обида – горькая вода,
Её Медея будет рада
Разлить по венам и тогда
Любовь мне станет пыткой ада.
По капле муку процежу,
Не поделюсь с тобою ядом.
Но если взглядом провожу,
То будет выстрела не надо.
***
По капле чья-то жизнь течёт,
Чужая и не мне.
За счастье, чувствую, придёт
Пора платить вдвойне.
В ночи крадусь по кромке льда
Предчувствием полна:
Пять родинок легли на грудь
Созвездием Орла.
Не в силах я прочесть, увы,
Историю планет.
Но непонятны мне и мы:
Кто любит, а кто нет.
***
На цыпочках крадусь во тьме,
Ищу на ощупь очертанья
Того, кто пишет на стене
Мне свои нежные признанья.
Как угадать его из всех,
Средь миллионов тихих теней?
Как не спугнуть огнём своих
Чудных и детских вожделений?
Не открывать глаза и помолчать,
Чтобы почувствовать: теперь я рада!
Но как же страшно мир похож на ад,
А я не верю в счастье ада.
***
Я имя твоё не любила.
Калигуле верность храня,
Так римские легионеры
Кричали в сраженьях: «Ура!»
Воспетое в прозе поэтом,
Любовь и измену тая,
Оно стало точкой на карте,
Где счастье синоним греха.
Гремят и неистово стонут
Три буквы, и мне не узнать
Страшнее и слаще истомы,
Чем имя твоё называть.
***
Отмечена последняя черта:
Автобус, самолёт и дальше в никуда.
В такие дали, из которых
Ты не вернёшься никогда.
Из холода Сибири и на север в ночь
Уносишь в сердце лёгкость и веселье,
Мне остаётся память превозмочь
И вылечить молочное похмелье.
***
И щедрость мне была твоя отрадой,
Смягчила сердце, прогнала тоску.
И мне хватало в сутки лишь три взгляда:
На рыжий капюшон и складки по лицу.
На трезвый разговор с собой, ни уверенья,
Что это только ревность на три дня…
Я слышу смех твой среди сотен, приближенье
Я чувствую спиною, не глядя.
Во сне касаюсь рук твоих, и с пробужденьем
Томятся, ноют пальцы без тебя.
И тропка узкая подарит наслажденье
Под зонтиком погреться у плеча.
Сопернице в окно глядеть теперь не стану.
Её любовь легка.
И жаль, что нам теперь не выпить по стакану
Парного молока.
Посвящается Семинскому перевалу
Здесь время густою смолою
Сочится сквозь виски.
Здесь между мной и тобою
Память забелит листки.
Здесь, перепутав склоненья
И падежей приговор,
Я позабуду сомненья
И перейду на мажор.
***
Одиночество не вылечишь ядом.
Сквозь бредовый сон листопадом
Будут литься ко мне с небес
Лица.
А может, к ним попроситься?
Выломают памяти спицы,
Пустят на слом,
Снова стану сном
Красться сквозь вереницу
Чьих-то Я –
Никогда!
Чуть-чуть бы чувства напиться,
И, может, удастся влюбиться.
Но сердце, не выдержав взгляда,
Погребено листопадом.
***
Буду ждать у окна.
Заскрипит половица.
Целоваться нельзя.
И нельзя не влюбиться.
Заблужденья,
Загадки,
Заботы,
Записки,
Заоконных влюблённостей
Старые списки.
Про надежду ни слова.
А за шторкой темно.
Стук несмелый в окошко…
Счастье? Страх? Всё равно…
***
У меня за окном всегда осень.
Выбелю на полях просинь, сменю волну –
Сплю.
Выкройка по шаблону –
Снова шью по сезону новую канитель.
И не лень.
Вылакаю всю отраду,
Два дня буду рада,
Буду эфир сквозь
Вены осязать –
Вязать,
Судьбу крестом вышивать,
На фитиль дышать,
Ноту фа выше тоном
Держать –
Ждать.
Жимолости молодость съем,
Всё забуду совсем,
И не поделюсь ни с кем.
***
Созвездие, соцветие, союз,
Соитие двух капель воедино,
Стяжение волокон брачных уз,
Как атом вещества, неразделимы?
Дробление эфира: выдох – вдох,
Пульсация замедленного нерва,
Артерия, эритроцит – удар в висок,
Агония, вдох – выдох, ветер и песок.
Анекдоты, написанные о друге в подражание Даниилу Хармсу.
Мы смеёмся только над тем, что живо и свято.
(неточная цитата из О. Фрейденберг)
***
Лена Т. мечтала остаться в школе на ночь. Как-то раз ей удалось осуществить свой план. Каково же было удивление уборщицы утром, когда она обнаружила дремлющую девушку в приёмной директора под кипой личных дел с прижатой к сердцу печатью. Что уж она там делала, мы и подумать боимся. Поэтому и не будем.
***
Лена Т. очень любила книги. Бывало, наберёт их полный мешок и ездит с ним по городу в надежде, что встречный старичок воскликнет: «Да Вы умная девочка!»
***
Лена очень любила школу, поэтому долго ещё по окончании её по ошибке возвращалась в родные пенаты. А то ещё принесёт и положит букетик жёлтых цветов под дверь кабинета №35. А в окна 32-ого бросает камни, предварительно обёрнутые листами со стихами А. С. Пушкина, и приговаривает: «Глаголом жги сердца людей!»
***
Трудно сказать о Лене Т. тому, кто ничего о ней не знает. Лена – огромная умница! Складовская-Кюри менее умница, чем Лена. И Тэтчер по сравнению с Леной ничто. И Елена Прекрасная, и Елена Ваенга просто пузыри по сравнению с Леной. Да и все люди по сравнению с Леной пузыри. Только по сравнению с … Лена сама пузырь…
***
Лена очень любила театр. Особенно студенческий. Любовь к юным дарованиям проявлялась в ней с безудержной неистовостью. Бывало, проснётся утром и звонит на любимый номер, желая уточнить дату премьеры. Ребята уже пробовали и сим-карты менять… Не помогает! Лена была не менее находчива. Каждый раз после слова «алло» она виртуозно меняла голос до неузнаваемости. Лучше всего у неё выходили голоса работника ЖЭКА и Кота-Бегемота.
***
Лена очень любила книги. Особенно бессмертный роман М. А. Булгакова. Правда, роман Л. Н. Толстого не менее бессмертный, поэтому его Лена тоже уважала. Но и романы Фёдора Михайловича, в общем-то, претендуют на бессмертие, поэтому Лена и к ним относилась с приязнью. Вот Чехову только не повезло. И роман не написал, и Лена его как-то невзлюбила. Почитала: «В Москву! В Москву!» - и поступила в АлтГПА.
***
Лена Т. мечтала вернуться в Питер. Горожане, памятуя её последний приезд, выдвинули на референдум предложение о закрытии границ города. Однако инициативу не поддержала мэрия, решив: «Чему быть, того не миновать»…